НЕМНОГО ИМПРЕССИОНИЗМА

В черном небе краюха луны,
Словно ужин печальный бедняцкий
В уголку на столе. С вышины
Равнодушные звёздные цацки,
Не мигая, стеклянно глядят
На дрожащие голые веси.

Гуси с плачем по небу летят.
Ветер с гиком в садах куролесит
И пускает немедля в расход
Одинокие мокрые листья,
И кусты разъярённо трясёт.

Тёмных окон угрюмые лица
Смотрят ночь напролёт в пустоту,
Будто гость не явился желанный.
Небосвод пополам на лету
Разрезают гусиные кланы.

Звёзды тускло взирают впотьмах
На пустые поля и дорогу.
А светило висит в облаках
Не прижившимся ухом Ван Гога.

Но из глуби индиговой мглы,
Там, где горы синеют высóко
Над лиловою гладью земли,
Приглушённый доносится цокот.

Утомлённый от скачки во тьме
И громоздкой промокшей поклажи,
Мчится всадник ко ждущим в окне
По равнине немого пейзажа.

И в осенней ночи ледяной –
Наваждение ль, кара ли, дар ли? –
Видит он под холодной луной
Маки в поле полдневного Арля.


ТРАМВАЙНОЕ РЕТРО

Расхристанный трамвайчик до конечной
Вздыхает, тарахтит и дребезжит...
Вечерний мой спаситель, я твой вечный,
Усталый, одинокий пассажир.
Мой красно-жёлтый, с поручнем потёртым,
Пунктирами дождинок по стеклу,
Я захожу в тебя с бисквитным тортом,
Что куплен в гастрономе на углу.

В портфеле дремлет «Мишка косолапый»
И розоватой «Докторской» батон.
Журнал читаю в свете дальней лампы.
А мимо – город в свете золотом.
Тепло. Уютно. Тело млеет в лени.
Сон через мысли радужно плывёт.
Ванилью пахнет тортик на коленях.
Весьма урчит от голода живот.

Трамвай меня качает, как ребёнка,
Стучит на стыках, точно стих твердит.
И вдруг кондуктор объявляет звонко:
«Конечная! Эй, соня, выходи!»
Я вроде бы читала... Неужели
Я столько остановок проспала?
...Луна – кругляшка мятной карамели...
Скамейки побелевшей пастила...

Ступаю осторожно на ледышки
Замёрзшего недавнего дождя.
Трамвай пыхтит, не справившись с одышкой,
По-старчески кряхтит, в депо идя.
И я – в депо. Вот дом. Подъезд. Квартира.
Свет. Тапочки. Неужто добралась?
В кастрюльке грею курицу с гарниром.
Вот тортик мой! Ох, попирую всласть!

Гляжу в окно. Стекло дрожит от ветра.
Погодка та ещё! А я уже в тепле.
Зажжённых окон жёлтые отсвéты
Рядами отдыхают на земле.
Пришёл трамвай последний, скинул дуги,
Как будто шарф и шапку – человек,
И дремлет стоя, словно слон. На круге
Последней остановки первый снег.


СЭЛФИ

Ночь улетела. Прозрели цвета.
Птицы затеяли утро свистать,
Ярче и ярче, до солнечных нот...
Синь напиталась от горних щедрот
И пролилась на дремоту полей.
Их пробуждение запечатлей!
Не прогляди, как по стрелкам часов
Землю неспешно вращает любовь.
Пенье лучей поскорее сними!
Не пропусти высочайшее «ми»
Гордой зари, что в дуэте с росой
В травы просыпала алое «соль»!
Как переливчат прозрачный аккорд
Синего воздуха с красной рекой!
Недостижимо басовое «до»
В глуби янтарного дна под водой!
Сколько мелодий зрачок уловил
В пёстром звучанье вселенской любви!
Видишь, кружится на цыпочках мир...
Надвое луч небеса разломил.
Мне и тебе синевы пополам
И понемногу лесам и полям...
Света и радости всем по чуть-чуть...
Музыку солнца попробуй вдохнуть...
Под увертюру мажорного дня
Сфотографируй себя и меня.
Высвети мягко и нежно любовь,
Шёпоты губ и сближение лбов.
Выбери тёплый и ласковый миг.
Выключи всё – и меня обними.


УЛЫБЧИВОЕ

На улице веснеет с каждым днём.
Барашки верб уже пасутся мирно
На озером. А солнце-кот умильно
Вылизывает небо языком,
Что к полдню перевёрнуто вверх дном.
Сметанку видит в блюдце голубом
Глубокой лужи с тучкой в серединке
И к ней крадётся с рожицей чеширской.
А ветерок задиристый, ершистый,
Стал от тепла покладистым, пушистым,
С утра мурлычет что-то под сурдинку...
Помилуйте! Так ветер тоже кот?! –
Да-да! Конечно! Как же вы хотели?
Когда вовсю свободные свирели
Поют, ещё не то произойдёт!
И серый дождик превратится в мышь,
И спрячется в траве, чтоб не успели
Его коты лихие изловить...
Послышится весёлое «фю-ить»,
И капли, опадая с красных крыш,
Вспорхнут сумбурной музыкой стрекозок,
А луч, досель на мир глядевший косо,
Вдруг засияет в окнах ярко, резко,
В секунду обернётся зайцем резвым –
И ну давай по зеркалам скакать!
Сервант, буфет затеют хохотать
От беспрестанной солнечной щекотки...
А люстра, улыбавшаяся кротко,
Порхнёт в окно сорокою-трещоткой
И всем начнёт такое стрекотать,
Что караул! Пойдёт переполох
Гулять по саду! Он в момент оглох-
Нет! Не годится это никуда!
Но солнышко вечернее зевнёт
И ухмыльнётся, как известный кот,
И лапы-лучики под брюшко уберёт,
Уляжется и скажет всем: «Айда
На боковую!» Сразу станет тихо,
И прекратится вся неразбериха...
И кошка чёрная неслышно в сад войдёт...


ЗОЛУШКИНО ДЕЛО

В душу мачеха-бессонница
Сыплет крупы слов бессовестно.
Сяду молча разбирать:
Вот никчемные да ветхие,
Вот извечные, заветные,
В этих свет и благодать.

Вряд ли ложкою столовою
Куколь вычерпать с половою.
Шелухи на сто мешков.
В самой крошечной корзиночке
Три добытых золотиночки.
Вот и всё. Таков улов.

Но душа моя прилежная,
У компьютерной столешницы
Ожидая звоны птиц,
Различает меж поп-корном и
Спело-солнечными зёрнами
В пёстрой россыпи крупиц.

Но число находок знаковых
Так мало в семействе злаковых,
Что и строчку не слепить.
Перед монитором Золушка
Всё корпит, доколе солнышко
Не начнет её слепить.

Не похвастаться трофеями
Перед тётушками-феями.
На балу не побывать
Мне со старыми ботинками.
Душу грея золотинками,
На заре бреду в кровать.

Сплю, а крупы рядом шепчутся...
Вдруг является волшебница
Среди алых опахал
И приносит озаренье мне
И расшитое каменьями
Платье нового стиха.


НЕСОВЕРШЕННОЕ

Не оправдаться мне ничем!
Что проку сердцу в строчке полой!
Несовершенен вид глагола,
Когда зарёю краснополой
Усыновляется ручей;

Когда сановный муравей
Идёт солидно по былинке
И стай подчёркнутые линки
Плывут неспешно, без запинки
По сайту неба всё правей.

Метафор звоны ни к чему,
Коль спокон веку было Слово.
Хлеба не всходят из половы.
Вожу курсором поисковым
И натыкаюсь лишь на тьму.

Молчать! Молчать! Что есть – в утиль!
Дожди и солнце всё сказали,
А в облачном журнальном зале
Хранятся вечные скрижали,
А не безмысленная пыль.

Но как же поступить с весной,
Сияющей водою шалой,
Спросонья щурящимся шаром
Земным; с качающимся шагом
Дождя? С озёрною фольгой?

Они ведь доверяют мне
Свои наивные секреты.
Всё это подпадёт под вето?
Когда с поэта толку нету,
То всем листам гореть в огне?

Ни мышке, ни карандашу
За резвым словом не гоняться?
Стихи потонут, как щенята
В ведре? Ну, нет! Пора уняться.
Всё хорошо. Сижу пишу...


ОФОРМИТЕЛЬ

Васильково-сиреневый цвет, растворённый в зените,
Нисходя с высоты, заливает озёра и реки.
На асфальте расставил залётный чудак-оформитель
Ярко-синие лужицы, словно большие тарелки.
На зелёных скатёрках недавно проснувшейся травки
Просыхают на стеблях изящные чашки нарциссов,
И пока что пустые веселые мокрые лавки
С нетерпением ждут меж берёз своего бенефиса.

В рюмках крокусов, белых, лиловых и жёлтых,
К первой пробе готов ароматный ликёр ликованья,
И оставшийся с осени треснувший бежевый жёлудь,
Словно пробка к бутылке вина с неизвестным названьем,
Что предложено нынче с небес столь сердечно и щедро,
Так чтоб страждущим жаждущим всем и повсюду хватало.
Рассыпается вешнего солнца лимонная цедра
На песочный пирог берегов с полосой краснотала.

А чудак-оформитель вина никому не жалеет,
Льёт и льёт, сколько просят, и в души, и просто в ладошки…
Рассыпает на гравии юной прозрачной аллеи
Тени первых листочков, как тёплые хлебные крошки.
А на небе лазоревом радость со счастьем кружится,
Облака расцветают, как светлые райские кущи…
Оформитель Всевышний и Вечный живого и жизни
Днесь дарует нам
Хлеб наш насущный…