* * *
В природе − сумрачно и голо.
Под снегом ёжится трава.
Никак не вырвутся из горла
живые, тёплые слова.

Великопостных дней немного
осталось, близится апрель.
Идём с календарём не в ногу,
да что нам до календарей...

Я наблюдаю отрешённо
за скорой переменой дат.
Белы, как в извести гашёной,
деревья за окном стоят.

И зябко так стихам и птицам,
уже уставшим зимовать.
Остуда рядышком садится,
облюбовав мою кровать.

И лишь растопленная печка,
домашний простенький уют
моим нахохленным словечкам
вконец погибнуть не дают.

* * *

Сгорело чучело зимы,
как свиток боль моя свернулась.
Я, силой, взятою взаймы,
от длительного сна очнулась.

Из холода попала в жар.
Пошатываюсь будто спьяну, −
неловкая, как Пьер Ришар,
нелепа, как коза с баяном.

Готова отдавать долги,
вот только некому и нечем...
В минувшем не видать ни зги,
а день пришедший безупречен.

Я даже счастлива почти.
Не оттого ли так легко мне
сегодня говорить "прости",
что о плохом уже не помню.

* * *

Зима на исходе, однако же люта её
бессильная ярость. На землю обрушив свой гнев,
она подаёт нам холодное блюдо своё −
мороз, нарастающий ветер и колющий снег.

Не выйти из дома: стихия. А в доме тепло.
Пью чай с бергамотом, укутавшись в плюшевый плед.
Со мной «Достоевский», и в мыслях меня занесло
за Мышкиным в Павловск. Ищу там затерянный след −

Настасьи, Аглаи? Кто больше похож на меня?
Быть может никто, а быть может, и обе −как знать…
В плену ледяном у последнего зимнего дня
не верится даже, что завтра наступит весна.

Снег сыплется набело, я достаю черновик,
пишу, размышляя, и тем умножаю печаль:
«Ни страсти «рогожинской», ни «идиотской» любви −
сплошь Ганьки, да Тоцкие −как человек измельчал…»

А снежная буря по всем наступает фронтам,
наш дом обесточен; темнеет, на кухню бреду,
но мысли мои не о том, и сама я −не там,
где мне предстоит для семейства готовить еду.

Чудачество? Блажь? Или горе моё от ума?
Всю жизнь таковою была, что теперь-то пенять…
Как этот, в снегах февраля заблудившийся, март,
я – есть, но не всякий сумеет увидеть меня.

 

Анютины глазки

Соврал о марте календарь,
февральский снег лежит в канавах.
Самодостаточность −не дар,
а мной приобретённый навык.

Давно ли стала, не пойму,
я равнодушна к реверансам,
но твёрдо знаю: никому
не дам вторых и третьих шансов.

Далёк весенний птичий гам.
Душа, как и окно, закрыта.
Мимозу «Мастеру» к ногам
не кину: я −не Маргарита.

Я не летаю по ночам
и не читаю на ночь сказок.
Но тронула меня печаль
анютиных цветущих глазок.

 

К восьмому марта, признаюсь,
приобрела, теперь −лелею.
А в грунт высаживать боюсь. 
Март нынче холоден − жалею.

 

И вот гляжу на них, гляжу
с какой-то нежностью щемящей.
И будто сходство нахожу
с собой −ранимой, настоящей.

* * *

Не разучилась улыбаться,

не обмелела, как река.

Чуть попечалилась, и баста, −

опять держу себя в руках.

О чём бы я ни говорила,

молчанья золото презрев,

на речи шаткие перила

крыло надежды оперев, −

всё мимолётно, зыбко, бренно,

как жизнь сама −мой свет, мой крест.

А счастье так обыкновенно,

и к жизни стоек интерес.